Будущее без работы. Технология, автоматизация и стоит ли их бояться - Даниэль Сасскинд

смысла для некоторых людей не потому, что сама работа особенна, а потому, что работа – это место, где мы проводим бо́льшую часть жизни. Мы можем найти смысл только в том, чем занимаемся, и, когда мы освободимся и получим возможность жить иначе, то обретем его в другом месте.

Роль обусловленного базового дохода

Итак, мы возвращаемся к первоначальному вопросу этой главы. Что будут делать люди со свободным временем, когда у них не будет работы? Отчасти ответ заключается в том, что они смогут посвящать больше времени досугу. В этом случае, как мы уже видели, государство может вмешаться и помочь им использовать это время разумно. Другие, вероятно, захотят вернуться к какой-то деятельности, больше похожей на работу, хотя и не ради зарплаты. И государство, возможно, тоже решит поддержать эти амбиции.

Но оба эти варианта вряд ли дадут полноценный ответ. В мире с меньшим количеством работы немногие общества смогут допустить, чтобы безработные праздно проводили все свое время, играли или занимались неоплачиваемой работой по собственному усмотрению – как мы отмечали выше, такое общество, скорее всего, развалится. Сегодня социальная солидарность исходит из чувства, что каждый вносит свой вклад в коллективный котел через оплачиваемую работу и налоги. Поддержание этой солидарности в будущем потребует от безработных тратить по крайней мере часть времени на то, чтобы вносить свой вклад другими, неэкономическими способами.

Именно на это и рассчитан предлагаемый мной «обусловленный базовый доход», или ОБД, – это базовый доход, требующий от своих получателей делать что-то взамен. Если он будет принят, в будущем повседневная жизнь неработающих, скорее всего, будет разделена не между досугом и оплачиваемой работой, а между добровольной и обязательной деятельностью.

Мы можем порассуждать об этой обязательной деятельности. Некоторые общества, состоящие из таких людей, как Кейнс и Рассел, удовлетворятся тем, что безработные будут тратить свое время на художественные и культурные занятия: чтение, писательство, сочинение красивой музыки, глубокие размышления. Другие, вдохновляясь примером древних греков, могли бы попросить людей серьезнее относиться к гражданским обязанностям, заниматься политикой, поддерживать местное самоуправление, размышлять над своими обязательствами перед другими[698]. Помимо таких развлекательных и политических видов деятельности, я полагаю, образование, работа по дому и уход за другими людьми будут признаны крайне важными занятиями. На мой взгляд, независимо от того, насколько способными станут машины, мы захотим, чтобы люди играли определенную роль в подготовке других людей к осмысленной жизни и в поддержке их в трудные времена и при плохом здоровье.

Этот список неполон и носит умозрительный характер. В конце концов, именно будущие общества решат, что считать вкладом, а что нет. Разные общества придут к разным выводам. Но все они, занятые одним и тем же упражнением, будут вынуждены формулировать, что для них ценно, а что нет.

Сегодня это чувство ценности в подавляющем большинстве случаев формируется рыночным механизмом: ценность вещи – это цена, которую кто-то готов заплатить за нее, а ценность работника – это заработная плата. При всех его недостатках в неумолимой упрощающей силе этого механизма есть что-то завораживающее. В белой горячке рынок сталкивает бесконечные желания людей и суровую реальность и сводит их к одному-единственному показателю – цене.

Удивительная, но все же неидеальная система. Некоторые вещи мы все признаем значимыми, но у них нет ценника; есть общепризнанно важные профессии, где люди зарабатывают мало или вообще ничего. Например, социальная работа, как правило, не оплачивается[699]. В США около сорока миллионов семейных сиделок ежегодно предоставляют взрослым неоплачиваемый уход на сумму в пятьсот миллиардов долларов, причем две трети сиделок – пожилые женщины[700]. В Великобритании около шести с половиной миллионов сиделок, опять же в основном женщин, предоставляют неоплачиваемый уход на сумму до ста миллиардов фунтов стерлингов. Бо́льшая часть работы по дому тоже бесплатна[701]. В Великобритании совокупная стоимость приготовления пищи, ухода за детьми, стирки и наведения порядка в доме оценивается примерно в восемьсот миллиардов фунтов – это более чем в четыре раза превышает ценность продукции, выпускаемой промышленностью[702]. И снова, как правило, занимаются этим женщины. Одни лишь цифры не могут отразить все измерения того, что, с нашей точки зрения, может иметь значение.

В мире с меньшим количеством работы мы сможем исправить это несоответствие. Президент Обама намекнул на такую возможность, когда размышлял о будущем работы, покидая свою должность. Нам нужно, сказал он, начать «пересматривать то, что мы ценим и за что мы коллективно готовы платить, – будь то работа учителя, медсестры, воспитателя, мамы или папы, остающихся дома с детьми, художников, все те вещи, которые невероятно ценны для нас прямо сейчас, но не занимают высокого места на тотемном столбе зарплат»[703]. Приняв ОБД, мы будем вынуждены делать именно это – видеть ценность и важность деятельности, которую невидимая рука рынка труда обозначила как бесполезную, и поддерживать ее. У нас появится возможность распределять ценность через общественное признание, а не через рыночную зарплату. Выполнение требований ОБД может обеспечить чувство самоудовлетворения, не слишком отличающееся от того, что приносит зарплатный чек: приятное ощущение, что ты зарабатываешь себе на жизнь, пусть и другим способом.

Смыслообразующее государство

Эта заключительная глава – самая умозрительная в книге. Но она содержит два важных урока. Во-первых, если свободное время действительно составит бо́льшую часть нашей жизни, то государство, вероятно, будет больше им заниматься. Подобно тому как в Век труда оно вмешивается и формирует нашу трудовую жизнь, в мире с меньшим количеством работы ему понадобится набор инструментов, чтобы влиять на наше свободное время. Это может быть политика досуга, направленная на то, чтобы помочь людям осмысленно проводить свое время; возможности для людей, все еще желающих «работать», пусть даже не за зарплату; и деятельность, осуществляемая в обмен на поддержку, предоставляемую обществом. Вот некоторые возможные направления. Я уверен, что их будет еще больше.

Второй урок заключается в том, что у труда есть не только чисто экономический смысл. Эта взаимосвязь присутствует не всегда: для кого-то работа – источник дохода и не более того, а другим она действительно задает цель в жизни. У них есть экономическая идентичность, которая прочно укоренена в их работе.

Это ясно показывает пример британских шахтеров. В старом шахтерском городе Дарем раз в год перекрывают улицы. Город заполняется толпами шахтеров и их сторонников, духовые оркестры играют марши и праздничные песни, люди несут над головами огромные знамена, украшенные лицами великих шахтеров прошлого, и транспаранты с лозунгами вроде «Единство», «Общество» и «Гордость». Идентичность этой группы людей четко закреплена